Раз летней ночью я вышел проводить приятеля, с которым выпивал. Спустившись на лифте в тапочках и домашнем халате, я обнаружил, что забыл ключ.

Тогда я решил заклинить железную дверь «прискотченной» к ней рекламой.

Вернувшись, я увидел, что дверь захлопнулась. Я позвонил в домофон соседям по лестничной клетке. Мне не ответили. Преодолев неловкость, обзвонил все квартиры. Результат был тем же. Тогда я стал колошматить ногой в дверь. Кричать, задрав голову.

С тем же успехом я мог бы буянить на кладбище.

Основательно продрогший я попал в квартиру только под утро.

В этом подъезде я прожил пятьдесят лет.

Чеховский извозчик жалуется: «Барин, я вчера сына похоронил». Его не слушают. Сунув пятиалтынный, торопливо уходят. Так что вечером он плачет в лошадиную гриву: «Сына вчера похоронил...»

Этот рассказ даёт исчерпывающее представление о Москве.

В ней каждый живёт на своём острове, квартиры-скворечники в ней складывают дома, похожие на гигантские соты.

Но москвичи не составляют улья.

Миллионы одиночеств ездят в автомобилях, стоят в пробках. Они привязаны к гаджетам, куда сильнее, чем друг к другу. Даже молодые пары в кафе сидят, уткнувшись в телефоны.

Москва — это книга, меж страниц которой засыхают листами гербария. Стоит выпасть из обоймы, как телефон мгновенно смолкает. Не говоря уж о том, чтобы серьёзно заболеть.

Может, это оборотная сторона свободы?

Но какая там свобода!

Москвичи снуют по узким рельсам своей колеи, будто шаг в сторону грозит им расстрелом. Одиночество, борьба за выживание, попытка привыкнуть к тому, к чему привыкнуть нельзя, делает их затравленными, завистливыми, злыми. Эти три «з» сопровождают их до могилы вместе с пропиской.

В Москве рано расстаются с однокашниками, друзьями детства.

А зачем они?

Прошлым сыт не будешь.

Вообще связи в Москве рвутся легко — из-за неосторожного слова, мелких обид, денежных расчётов, из-за сплетен и зависти. А завести новые, чуть глубже шапочных, трудно. Родственные отношения в лучшем случае не поддерживаются. А в худшем братья и сёстры судятся из-за квадратных метров, становясь заклятыми врагами.

Долгие годы я играл в футбол в одной разношерстной компании. Мы собирались по воскресеньям и, пока ждали опоздавших, пинали мяч, шутили, обменивались новостями.

Но как только игра заканчивалась, все сразу тянулись к своим машинам.

Многие, впрочем, не страдают от дефицита общения. Они привыкают к одиночеству, втягиваясь в общемосковскую робинзонаду.

Но какой ценой?

Превратившись в трудоголиков?

Потому что даже рабочие отношения — оазис в пустыне московского отчуждения.

Или спиваясь?

Но в Москве и выпить-то не с кем. Это делают на ходу. Выпили - разбежались. А придти с бутылкой в гости без звонка считается моветоном.

А может, из пустыни одиночества бегут в семью?

Но быть одинокими в семье немногим лучше.

Умирает одинокий жилец. Через пару недель соседи чувствуют запах разложения. И тогда служба спасения извлекает из-за железной двери его труп.

Такая смерть типична для Москвы. И весьма символична.

@Иван Зорин

Read Full Article